«25 апреля 1986 года, в обычный день, наш караул заступил на обычное дежурство. Ночь теплая, мы — я, диспетчер, дневальный по гаражу — вышли из помещения, отдыхаем. На станции все тихо, мы говорим о том, что весна нынче ранняя, скоро картошку сажать. В этот момент на центральном оповещательном пункте, на который запитана вся станция и который немедля сигнализирует о малейших неполадках на ней, срабатывает сигнализация. Диспетчер Сергей Лягун глянул на пульт и обомлел: похоже, вся система противопожарной безопасности вышла из строя. А затем такой хлопок — похоже на выброс пара, к которым мы уже привыкли и внимания не обращали. Я выскакиваю на улицу, и тут как тряханет! Два взрыва внутри и затем третий, которым разворотило крышу четвертого блока...
Этот огненный шар у меня и сегодня перед глазами... Огненно–черный такой, висел еще метрах в ста над блоком. Взрыв был такой силы, что железобетонные плиты раскидало на сотни метров вокруг. Диспетчер включил тревожную сигнализацию, и мы пошли... Начальник караула Володя Правик и Леня побежали на разведку в машинный зал — нужно было посмотреть, где проложить рукава, как подать воду. Все сухотрубы оказались порванными. И мы, у каждого по четыре скатки рукавов, через третий энергоблок поднялись по лестнице бегом на 71 метр и стали на четвертом блоке по ряду «А».
Но пожар уже перебрасывался на кровлю третьего энергоблока, и Правик дал команду сниматься на ряд «Б». На наше место прибыло отделение пожарной части Припяти под командованием Виктора Кибенка. А мы опять бегом спустились вниз, объехали блок, поднялись наверх. Это был сущий ад! Сумасшедшая температура, дым, огонь, горящие куски графита под ногами, по которым мы топтались и которые заливали водой.
Мы продержались где–то около часа... Стала вдруг кружиться голова, поплыло все перед глазами. Прибегают Валера Дасько и Петя: «Ребята, все вниз, «скорая» ждет!» Какая «скорая», какое вниз — рукава, за которые я отвечаю, на ряде «А» остались. Я — туда. Ребятам, а они раздетые, кители сбросили, плохо, Васю Игнатенко, вижу, рвет. Я к нему, по щекам похлопал: «Вася, ты как?» «Ничего, сейчас отплююсь», — хрипит. Ребят — Кибенка, Ващука, Игнатенко уже забирают, тут и меня шатнуло — «поплыл». Дасько с Петей меня и Сашу Петровского на руках потащили. Выехали за ворота атомной, и стало нас всех выворачивать. В Припяти в медсанчасти ведут в душ, но мы уже ничего не соображали, прямо в душевых отрубались...»
Ивана Шаврея и еще 12 пожарных и работников АЭС самолетами перебросили в 6–ю московскую клинику, где за их лечение взялись, считалось, медицинские светила — профессор Ангелина Гуськова и американский доктор Гейл. Увы... Один за другим умерли все ребята из отделения Виктора Кибенка во главе с командиром. Умер начальник караула Ивана Владимир Правик.«Мне как–то удалось попасть в палату к Володе Правику. Захожу, он лежит под простыней. Негр... Черный–черный... Губы распухли... Мать его сидит рядом, натирает яблоки. Володя мне: «Михалыч, возьми, съешь за меня...» Он один из всего нашего караула и умер — в реакторный зал входил, большую дозу схватил. Страшно умирали ребята... А я... Неделя без сознания. Три кризиса. После последнего, когда я еще подняться не мог, приходит врач наш Александра Федоровна Шемардина и поздравляет меня с днем рождения. Я удивился, у меня день рождения в декабре, а она говорит: «Сынок, ты будешь жить!» Я заплакал...»
По материалам статьи Михаила Кучко «Чернобыльская правда братьев Шаврей» в газете «Беларусь Сегодня» 